Матвей Курилкин - Будни имперской стражи[СИ]

На очередном привале я всматривался в карту, пытаясь определить, как долго нам еще идти. Для того чтобы попасть в Империю мало было выбраться к горному хребту. Почти на всем протяжении горы непроходимы, есть только один перевал, по которому можно пройти – именно напротив него стоит крепость, которую нам нужно обойти. Скальные породы в этом месте глубоко выдаются в болота, так что получается что‑то вроде полуострова. Что‑то построить люди смогли только в самом конце этого "языка", потому что чем ближе к перевалу, тем более неудобным становится ландшафт. Там нет ни одной ровной площадки – скалы, трещины и резкие перепады высоты не позволяют возвести что‑то существенное ближе к перевалу. Самое неприятное, что во всех остальных местах болото поднимается вплотную к отвесным стенам, и именно поэтому мы не можем пройти болота по кратчайшему пути, чтобы потом двигаться вдоль скал. Будучи в Империи я как‑то поинтересовался у знакомого гнома, отчего так получилось – этот ландшафт казался мне необычным. Мой приятель тогда угробил несколько часов, пытаясь донести до меня часть своих знаний, но из всех объяснений я понял одно – горный хребет, защищающий Империю еще совсем молод – по геологическим меркам, конечно. Со временем он сгладится, отколовшиеся камни завалят часть болота, и тогда ландшафт будет выглядеть естественнее, он будет повышаться постепенно. Но до этого должны пройти то ли сотни тысяч, то ли миллионы лет, а пока все так, как есть. Сейчас все эти факты означали только, что мы должны идти не прямо к хребту, на восток, наш путь лежит на юго‑юго‑восток, и это существенно удлиняет путь. Казалось бы, все просто, однако оставалась еще та неизвестная опасность, которая поджидает в болотах.

Шеф, заглянув в карту, поинтересовался, о чем я столь напряженно размышляю. Я объяснил, что раздумываю, идти ли напрямую, или лучше не углубляться в болота, а идти по краю, там, где мы находимся сейчас, до самой гати, а потом двигаться вдоль проложенной тропы. Таким образом, выбор получался между гипотенузой и двумя катетами треугольника. Второй вариант дольше, зато безопаснее – в случае какой‑то опасности мы можем либо выйти на берег, либо на дорогу – в зависимости от того, что будет ближе.

Услышав, о чем идет речь, вокруг карты собрались все остальные.

– То есть мы либо идем четыре дня, либо все восемь, я правильно понимаю? – поинтересовался шеф. – И если что‑то будет не так, то мы сможем радостно убежать туда, где нас столь активно ищут твои гостеприимные родственники, так? Отличный выбор! Особенно если учесть, что припасов у нас хватит только на три дня, и то, если экономить. – Яда в голосе шефа хватило бы на десяток болотных гадюк, которые в изобилии встречались в этих местах.

Остальные тоже не выразили особой радости от "безопасного" варианта пути, так что сразу углубляться в болота решили единогласно – меня аргументы расстроенного шефа тоже убедили. Впрочем, его настроение немного исправилось, когда Ханыга продемонстрировал начальнику то, чем он занимался в свободное время на привале. Это оказались плетеные сандалии с очень широкой, круглой подошвой. Несмотря на несерьезный вид, они оказались достаточно прочными, и отлично держали массивного орка, который из‑за своего веса в топких местах проваливался иногда по колено там, где остальные проходили по пружинящей поверхности. На следующем привале гоблин обещал расстараться и для остальных. Вообще мы постепенно приноравливались к болотам. Выяснилось, что если густо обмазать открытые места на теле илом, то комары переставали беспокоить. Высохнув на коже, ил покрывал тело прочной коркой, которую кровососы прокусить не могли. Правда, выглядели мы омерзительно, да и ходить, покрытыми грязью было неприятно, но, все‑таки лучше, чем терпеть постоянные укусы. Я очень переживал, что у нас будут проблемы с чистой водой – здешние места не могли порадовать обилием родников, а болотную воду пить было страшно. Однако и гоблин помог и здесь – насобирав мха, он соорудил вполне приличный фильтр, и после кипячения отфильтрованную воду можно было пить не опасаясь.

– Вот откуда ты все это знаешь, зеленый? – любопытствовал шеф. – Я же читал твое досье – ты никогда в жизни в болоте не жил. Нет, я знаю, конечно, что болото для гоблина – дом родной, и что когда‑то вы все там жили, но к тебе‑то это как относится, городской житель?

– У нас просто чтут традиции, – невозмутимо отвечал Ханыга, наклоняясь за очередной ягодой клюквы. – Гоблин – существо болотное, для любого гоблина позор не знать, как выжить в болоте. Мне в детстве отец на ночь вместо сказок рассказывал, как себя правильно вести, если попадешь на болото. Я до сих пор на болоте не был, но рассказы те запомнил. Будь с нами мой дед, он бы и дом мог построить удобный, и всякого вкусного насобирать.

– Все‑таки хорошо, что с нами нет твоего деда, – порадовался шеф. – Не хочу я дом на болоте. Я существо равнинное, мне на твердой земле хорошо. И вообще, домой хочется.

Ханыга спорить не стал, он и сам большого удовольствия от путешествия не испытывал.

Мы все больше углублялись в болота. Когда я был в этих местах в первый раз, я почти не обращал внимания на окружающие ландшафты. Я шел по проложенной давным‑давно гати, и мне было некогда смотреть по сторонам – я опасался преследования. Здесь, в глубине болот, вдали от натоптанных троп мы могли не опасаться преследования, а вот смотреть по сторонам и под ноги приходилось очень внимательно. Это болото, растянувшееся на сотни километров вдоль горного хребта, даже удостоилось собственного имени – жители герцогств зовут его "Жадные топи". Как уже говорилось, в него редко кто заходит без особой необходимости, люди стараются обходить зловещее место стороной. И сделать это не трудно. Граница между лесом и болотом очень четкая – если идешь по лесу, до последнего момента нельзя догадаться, что впереди – болота. Но вот появляется просвет между деревьями, и, пройдя несколько шагов, разумный обнаруживает, что он находится на краю короткого и пологого спуска. С этого возвышения в хорошую погоду видно достаточно далеко – нам повезло, и когда мы подошли к болоту, воздух был прозрачен. Насколько хватает глаз впереди покрытая высокой травой равнина, поблескивающая зеркалами стоячей воды. Там хватает деревьев – почва достаточно крепкая, чтобы на ней можно было закрепиться. Только не для хвойных деревьев. На болоте растут березы. Им, правда не очень комфортно – деревца вырастают тоненькие и кривоватые. Однако хорошая погода на болотах бывает не слишком часто, обычно пейзаж скрыт серым туманом. Нельзя сказать, что он очень уж густой, однако взгляду мешает, и полюбоваться странной природой болот удается редко.

Однако такой, относительно мирной местность остается недолго. На третий день путешествия по болоту, ландшафт начал меняться. Сначала, проснувшись вечером, мы обнаружили, что вокруг сгустился туман. Мы даже обрадовались – из‑за погоды почти исчезли комары, и мы смогли впервые за последние два дня смыть с себя наслоения ила. Однако пройдя пару километров, мы начали жалеть о том, что видимость ухудшилась. Более‑менее сухие места стали попадаться все реже, и все чаще нам приходилось идти по пружинящей подстилке из трав, которая прикрывала собой неизвестные глубины. Ханыга не переставал радоваться, что успел сплести свои "болотоступы", пока мы были в местах с более богатой растительностью. Там, где мы шли теперь, взять материала было просто неоткуда, а ведь приспособление оказалось очень полезным не только для шефа, но и для всех остальных. Уверен, если бы не они, переплетенная трава не могла бы удержать наш вес, и нам пришлось бы пробираться по колено в грязи, да еще выбирать дорогу, прощупывая ее заготовленными слегами. Слегами Ханыга называл палки, которыми мы заранее обзавелись по настоянию гоблина. Почему этот предмет нельзя было называть просто "палка" он не объяснил. Сказал, что в любом другом месте это палка, а на болоте – именно слега. Мы не стали спорить, хотя и посмеивались над такой принципиальностью.

Впрочем, на следующий день нам пришлось этими самыми слегами воспользоваться. Да и от "болотоступов" больше не было толку – почва стала гораздо более топкой, их пришлось снять. Мы не выкидывали эту полезную обувь – как только перед нами попадался участок понадежнее, мы выбирались не него и вновь одевали сандалии, чтобы идти в относительном комфорте как можно дальше, вот только все чаще промежутки относительно твердой почвы оказывались совсем короткими. Хуже всего был туман. Мы быстро перестали ему радоваться. После того, как нам пришлось возвращаться по нашим же следам, когда выяснилось, что длинная "дорожка" из травы внезапно закончилась, и мы оказались посреди глубокого озера с черной водой. Нащупать дно двухметровыми шестами нам не удалось – палка сначала упиралась в дно, но стоило чуть‑чуть надавить, как она проваливалась глубже, да так, что даже ее вытащить было сложно. Если бы видимость не была столь плохой, мы бы не ушли так далеко в тупик, и нам не пришлось бы почти час возвращаться назад, да еще вытаскивать тяжелого шефа, который все‑таки ухитрился прорвать своим весом травяной настил и по пояс ухнуть в трясину. Через три часа после полуночи я уже не сомневался, что мои расчеты не стоят и медяка. Нам уже пора было готовиться к дневному привалу, а мы одолели едва ли десяток километров. И возможно, это было сказано слишком оптимистично – точного расстояния, увы, определить было невозможно. Когда шеф, уставший больше всех, услышал, сколько мы за сегодня прошли, он был в ярости: